Фарида

Это было, когда я учился в школе, может быть в первом классе, может быть во втором. Очень давно. Начальные классы хороши тем, что уроков немного и, начиная учиться в восемь, в двенадцать ты уже свободен, беззаботен и готов к приключениям.

Что делает нормальный ребёнок, когда папа с мамой на работе, и можно не делать уроки прямо сейчас? Идёт играть во двор. Этим я и занимался до самого вечера вместе с друзьями-лоботрясами. В казаков-разбойников мы не играли, и совсем не по причине какой-то особой воспитанности. Дело в том, что такой игры вообще не существует. Сейчас мне кажется, что она была когда-то, ещё до революции, и владела мальчишками также, как во все времена владеют ими военные игры. Потом мальчишки выросли и стали великими русскими писателями, написав рассказы о своём детстве. Откуда мы и узнали про казаков-разбойников.

Но никто и никогда в них не играл. Играли в наших и немцев. Чуть реже — в красных и белых. После фильма с Боярским играли в трёх мушкетёров. Догонялки, прятки, странную смесь догонялок и пряток, футбол, хоккей, что-то ещё захватывающее. Играли весь день напролёт.

А вечером наступало время Ритуала. Рядом с домом, у автобусной остановки каждый будний день стояла женщина, всегда в каком-то тулупе, фартуке и шерстяном платке. Её не пугали ни мороз, ни зной, ни надобность часами стоять в одном и том же месте. Возраст её я не назову, могу сказать только, что казалась она взрослой, но не старой. Почему то мы обращались к ней на “ты”, не из-за фамильярности, а просто так сложилось. Звали её Фарида. Она работала продавщицей на выезде, и в её тележке рядами и кучами лежали величайшие сокровища детской вселенной — пирожные. Слоёные с глазурью, восьмикопеечные коржики, эклеры, картошка, бисквит, полосато-творожные кольца, булочки с изюмом, булочки с помадкой, песочные корзинки, пирожки с повидлом — чего там только не было! И когда у нас заводились карманные деньги… Впрочем, такое случалось нечасто.

Гораздо чаще мы ждали вечера. Вечером Фарида накрывала оставшийся товар скатертью и толкала свою тележку до пекарни, до которой был, наверное, километр. Именно тогда, забыв про красных и белых, мы окружали её и предлагали помочь. А она милостиво соглашалась.

Или не соглашалась. В этом была интрига, тайна — согласится или нет? Если удача была на нашей стороне, мы хватали ручку и катили тележку до самых ворот, массивных, покрытых бурой краской, которая так хорошо скрывает ржавчину. Эта простая работа не казалась нам тяжёлой, наоборот, она была одним большим предвкушением. Мы пыхтели, надували щёки, впечатывали сандалики в асфальт, до белых костяшек сжимали руки, но только для того, чтобы показать, как мы стараемся. Потому что в конце пути Фарида награждала нас пирожными. Иногда она раздавала всё, что осталось, иногда только часть. Несколько раз она выносила из пекарни ещё несколько штук. Мы кричали «спасибо» и как-то справедливо делили наши сокровища на всех. Не помню, чтобы мы спорили, кому больше досталось.

В этом и заключался наш вечерний Ритуал. С чем сравнить то чистое детское счастье, которое охватывало нас по дороге к дому? Мы делали полезное дело, совсем необременительное, и в награду получали самое вкусное, что есть на свете. После конфет Кара-кум. И сгущёнки.

Иногда я думаю, есть своя правда в том, чтобы умереть молодым. Серьёзно. Почему-то жизнь устроена так, что счастье в ней выдаётся сначала горстями, потом ложками, которые постепенно превращаются в чайные ложки, и, наконец, исчезают вовсе. Если умирать молодым, жизнь станет гораздо счастливее, но такой жребий выпадает не каждому. Мы всё-таки тянем лямку, и наверное именно в ней, а не в счастье заключается наше истинное предназначение.

Мои родители переехали в другой район, и, промучившись с полгода, я стал забывать старых друзей, наши игры, любовь из детского сада и школьную любовь. Из повседневных мыслей их вычистили другие друзья и другие девочки, время подхватило меня в свой непрерывный круговорот и бросило в самый центр. Промелькнуло детство, а за ним и бестолковый переходный возраст, пока наконец совершенно неожиданно не случилась обычная взрослая жизнь.

И в этой жизни не осталось места ничему из детских лет.

Но мне удалось задеть краешек детства. Став взрослым, пожив в Казани и сменив пару-тройку работ, я устроился специалистом на все руки недалеко от моего бывшего дома. Всем знакома суета рабочей недели: утром вскакиваешь, мечтая подремать ещё хотя бы десять минут, наскоро сметаешь бутерброды, трясёшься в автобусе, бежишь в офис, а вечером ждёт ещё какое-то дело, и снова надо бежать. В один из таких дней, возвращаясь с работы, я увидел Фариду. Она стояла на том же месте, в том же тулупе, и всё также продавала пирожные. Я застыл и смотрел на неё. Может быть обрывки детства всколыхнулись во мне, может быть, на секунду вернулось большое счастье маленького человечка — сейчас уже не вспомнить. Подойти к ней тогда я не решился.

Прошло несколько дней. Фарида работала на своём привычном месте и не раз попадалась мне на глаза. Острота первой встречи ушла, так что в конце концов я заговорил с ней. Не знаю, что сбило её с толку, может быть обязательный к ношению костюм, или мой высокий рост, но она меня не узнала. Я рассказывал ей, где жил, и как мы толкали тележку, Фарида же просто улыбалась, называла меня «на Вы» и односложно отвечала на все мои энергичные объяснения «нет, не помню».

Настаивать на узнавании было глупо, я развернулся и пошёл к автобусной остановке.